Почти тридцать лет назад в один из старых кабинетов Литературного института, где занимался семинар, в кабинет, похожий больше на зал тайного ордена, вошел миниатюрный пожилой человек в кепке и встал во главе длинного овального стола, за которым уместилось человек двадцать. Остальные сидели по периметру комнаты под стенами, обитыми темным шпоном.
Он был среднего роста, но очень худой и, казалось, хрупкий. И очень улыбчивый. У него уже пролегли солнечные мимические морщинки, и поэтому, даже когда он не улыбался, все равно лицо его сохраняло следы веселого нрава.
Он читал слушателям стихи и потом подписывал книги. Но ещё тогда многим показалось, что в нём дремлет какое-то саднящее чувство недопонятости, нереализованности и одиночества.
Порой проснёшься ночью – хоть завой! –
Как будто ты в полях смертельно ранен.
Подумаешь: а кто ещё живой?
Неужто только Бондарев да Гранин?
Потом это состояние проявлялдсь и у других старших товарищей, чья братия стала расходится по иным мирам.
Хотя, казалось бы, грех жаловаться поэту, чьи песни пели и поют многие поколения сограждан и даже в других странах мира. Вот и тогда он начал встречу с этого:
– Я люблю тебя, жизнь…
Судьба Константина Яковлевича Ваншенкина очень похожа на судьбу многих его ровесников. Он – 1925 года рождения. Родился 17 декабря.
Правда, Константин Ваншенкин в детские годы много ездил по разным городам СССР, куда отправляли на работу его отца – инженера. Но, когда началась война, Константин Яковлевич успел поучиться и в десятом. Проучился недолго, ушёл на фронт в середине года. Им потом засчитают это недоученное время, зачтут, как полное среднее образование.
Потом в жизни Ваншенкина – простого московского паренька была война. Услышал выступление Молотова. «…Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года». Ему ещё не было семнадцати, поэтому и сперва остался в десятом классе. Отец работал на заводе под Москвой.
Вся жестокость момента заключалась в том, что Константин Яковлевич был на войне десантником, служил в ВДВ. Ведь это значит, что он убивал – много и в близком бою. Не издалека, стреляя по врагу автоматной очередью, а лично, глядя глаза в глаза. А стихи он начал писал в детстве, и это, в свою очередь значит, что он уже был человеком с распахнутой душой, отзывавшейся на боль и зло, на святое – например, человеческую жизнь. Но, наверное, духовное здоровье взяло верх, и ударения были расставлены правильно: мы их сюда не звали.
Запомнился рассказ поэта о том, как после Десантного училища он попал в формирующуюся десантную бригаду – в лесах под Москвой. Засекреченное место, подготовка, суровая жизнь в землянках. Но вдруг Ваншенкин увидел, что по территории ходят девушки, женщины, а кто-то из солдат читает письма. Он спросил. Ему сказали, как написать матери, чтобы она смогла тоже добраться до расположения бригады. И мать приехала. И тут Ваншенкин в интервью говорит, что за подобную информацию в письмах был положен трибунал. И это значит, те, кто проверял эти письма – сопереживали мальчишкам, которым давался шанс ещё раз увидеть родных. Ваншенкин восклицает: «Вот это чувство всенародного единства здесь и присутствовало».
Особо важна в творчестве Ваншенкина поствоенная лирика. Известен этот эффект, когда люди лишь спустя несколько лет после войны начинали писать истинно великие произведения о своём фронтовом опыте.
Его стихи просты и реалистичны. Но есть в них поэзия высокой пробы, глубина. А ведь это как раз самое трудное – при внешней ясности и краткости стихов, через картинку, зарисовок, через небольшой образ – так говорить о памяти, о любви, о верности и печали. И тем более о войне. Почитайте стихотворение, которое начинается так:
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далёкие года...
Мой друг мне крикнул: – Есть махорка?
А я ему: – Иди сюда!..
После войны Ваншенкин учился в геологоразведочном институте, но перешел из него и окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Как раз в год смерти Сталина. Это ещё один рубеж. Он уже публиковался, пока учился в Литинституте, что в советской стране никогда не было простым делом: пробиться в журналы. А потом было около двадцати книг, государственные премии и, конечно, огромное количество песен.
Почему песни на его стихи так любимы в народе? Можно предположить, что здесь как нельзя кстати пришлась та поэтическая ясность стихов Ваншенкина, внешняя незамысловатость, яркие образы и глубоко народная мудрость его стихов. Такую поэзию люди воспринимают с особым одобрением. Эта поэзия – без заумствований, без бравирования интеллектом, неброская, но мудрая – людям ближе.
Стихи Ваншенкина, как правило, это небольшой сценарий от начала до конца. Вот герой приезжает после войны к однополчанину в село. А друг лежит спокойно в грядках где-то, потом за ним приезжают из колхоза, он, оказывается, агроном. Какая мирная профессия! И всё в этом стихотворении не говорит, а показывает – что такое мирная жизнь. И хоть иногда агроном, работающий в поле, и видит солдатиков, пылящих строем по дороге, это входит в картину мирной жизни, но в которой ещё помнят войну.
А вот просто идеальный драматургический отрывок. Герой приезжает к вдове погибшего комбата, навестить и отдать дань памяти. А она оказывается очень красивой женщиной. Сначала герой начинает ненавидеть и её, и убранный дом, где скоро начнётся новая жизнь, новая семья, а потом меняет своё отношение, засмотревшись на эту женщину, так она хороша, что мелькнула мысль – остаться. Финал абсолютно кинематографичен:
…Он под дождём слегка согнулся,
Пошел, минуя мокрый сад.
Сдержался и не оглянулся
На дом, где прежде жил комбат.
Ещё одно свойство Ваншенкина – останавливать киноленту и показывать в стоп-кадре то, что мы без него никогда бы не увидели. Вот едут в вагоне солдаты с Победой. Лейтенанта держат за ремень, а он моется, свесившись в дверной проем. Вот как заканчивается стихотворение:
…Военного пота и пыли
Усердно смывал он следы –
Весной сорок пятого года,
Своею удачей храним...
Солдаты стрелкового взвода,
Как в раме, стояли за ним.
Константин Яковлевич был счастливо женат ещё со времен Литинститута на поэтессе Инне Гофф. Как ни странно, Инна Анатольевна была равновеликим поэтом и таким же равновеликим автором стихов к песням. Одно только её «Русское поле» стоит дорогого. Инна Гофф ушла из жизни намного раньше Константина Яковлевича, в 1991 году, и он тяжело переживал её уход.
Отдельное спасибо поэту за изложение в доходчивой поэтической форме очень ныне актуальной мысли о том, что делать из поэзии цирк – невозможно и низко.
* * *
В поэзии – пора эстрады,
Её ликующий парад.
Вы, может, этому и рады,
Я вовсе этому не рад.
Мне этот жанр неинтересен,
Он словно мальчик для услуг.
Как тексты пишутся для песен,
Так тексты есть для чтенья вслух…
Поэт для вящего эффекта
Молчит с минуту (зал притих),
И вроде беглого конспекта
Звучит эстрадный рыхлый стих.
Здесь незначительная доза
Самой поэзии нужна.
Но важен голос, жест и поза
Определённая важна.
В этом стихотворении хочется жирным выделить слово «незначительная» – поскольку поэзии в поэтических шоу, баттлах, слэмах маловато. Речь, конечно, не об умении читать свои стихи со сцены, а именно о поэзии как развлечении.
Сегодня Константину Ваншенкину исполнилось бы 100 лет. Давайте мы с вами вспомним ещё раз этого чудесного поэта – поэта чистого звука и доброй улыбки.
