Не преклоню колен, палач, перед тобою,
Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.
Придет мой час – умру, но знай, умру я – стоя.
Хотя ты голову отрубишь мне, злодей!
Увы, не тысячу, а только сто в сраженье
Я уничтожить смог подобных палачей.
За это, возвратясь, я попрошу прощенья,
Колена преклонив, у родины моей.
Муса Джалиль
Строки этого стихотворения Муса Джалиль написал в в Моабитской тюрьме. Дефект пишущей машинки, одна буква, позволила фашистской контрразведке вычислить деятелей татарского подполья в Берлине. Аресты произошли в ночь с 11 на 12 августа 1943 года, когда те слушали радиосообщение из Москвы. В редакции газеты «Идель-Урал» схватили А.Симаева, А. Алиша, Ф.Булатова, Г.Шабаева.
Всего в застенках оказались сорок человек из подполья. Персонально на Джалиля донёс провокатор. Как наиболее опасного Мусу передали гестаповцам. Последовало заключение в камеру- одиночку тюрьмы Моабит. Ни жестокие пытки, ни посулы свободы, жизни и благополучия не сломили его воли и преданности Родине. Мусу Джалиля гильотинировали в военной тюрьме Плётцензее в Берлине. Но даже после смерти какое- то время его имя было «погребено» под клеймом предателя.
В 1946 году его обвинили в измене Родине и пособничестве врагу. Позже он был объявлен особо опасным преступником
Но бывший военопленный Нигмат Трегулов сделал первый шаг в реабилитации имени Мусы Джалиля, передав первую часть творческого наследия, блокнот с примерно 60 стихами, в Союз писателей ТАССР. Андре Тиммерманс, бельгийский участник Сопротивления, передал какое-то время спустя ещё одну тетерадь в советское Консульство в Брюсселе. Благодаря Константину Симонову сборник стихов «Моабитская тетрадь» был переведён на русский язык, клеветнические наветы были сняты и люди узнали о подвиге группы подпольщиков, действовавших в 1943 году в фашистском плену
Муса Мустафович Залилов (Джалилов) родился 15 февраля 1906 года в многодетной татарской семье из деревни Мустафино Оренбургской области. Получив не только теологическое, но и светское образование, рано начал писать стихи, первое сохранившееся для потомков он написал в 13 лет, в 1919 году, участвовуя в гражданской войне. В 24 года поступил на этнологический факультет МГУ, получив литературное образование и в дальнейшем работал редактором различных изданий на татарском языке.
В 1939—1941 годах был ответственным секретарём Союза писателей Татарской АССР, работал заведующим литературной частью Татарского оперного театра города Казани. С начала войны участвовал в качестве старшего политрука на Ленинградском и Волховском фронтах. На фронт он пошёл добровольцем, отказавшись от положенной "брони".
Цитата из Википедии: «26 июня 1942 года в ходе Любанской наступательной операции у деревни Мясной Бор Муса Джалиль был тяжело ранен в грудь и попал в плен. Вступил в созданный немцами легион «Идель-Урал». В Едлиньске около Радома (Польша), где формировался легион «Идель-Урал», Муса Джалиль вступил в созданную среди легионеров подпольную группу и устраивал побеги военнопленных. Пользуясь тем, что ему поручили вести культурно-просветительскую работу, Джалиль, разъезжая по лагерям для военнопленных, устанавливал конспиративные связи и под видом отбора самодеятельных артистов для созданной в легионе хоровой капеллы вербовал новых членов подпольной организации. Он был связан с подпольной организацией под названием «Берлинский комитет ВКП(б)», которую возглавлял Н. С. Бушманов.
Сформированный первым 825-й батальон легиона «Идель-Урал», направленный в Витебск, поднял восстание 21 февраля 1943 г., в ходе которого часть бойцов (около 500—600 чел.) покинула расположение части и с оружием в руках присоединилась к белорусским партизанам. Личный состав остальных 6 батальонов легиона при попытке использовать их в боевых действиях также часто переходил на сторону РККА и партизан. Подпольщиков искали безуспешно, и если бы не действия провокатора (имя его известно, но недостойно упоминания рядом с именами героев) и не дефект пишущей машинки, неизвестно, как бы развернулись события.
Муса Джалиль погиб, но осталось его наследие. Замечательные, искренние, открытые стихи.
Платочек
Простились мы, и с вышитой каймою
Платок родные руки дали мне.
Подарок милой! Он всегда со мною.
Ведь им закрыл я рану на войне.
Окрасился платочек теплой кровью,
Поведав мне о чем-то о родном.
Как будто наклонилась к изголовью
Моя подруга в поле под огнем.
Перед врагом колен не преклонял я.
Не отступил в сраженьях ни на пядь.
О том, как наше счастье отстоял я,
Платочек этот вправе рассказать.
Смерть девушки
Сто раненых она спасла одна
И вынесла из огневого шквала,
Водою напоила их она
И раны их сама забинтовала.
Под ливнем раскаленного свинца
Она ползла, ползла без остановки
И, раненого подобрав бойца,
Не забывала о его винтовке.
Но вот в сто первый раз, в последний раз
Ее сразил осколок мины лютой…
Склонился шелк знамен в печальный час,
И кровь ее пылала в них как будто.
Вот на носилках девушка лежит.
Играет ветер прядкой золотистой.
Как облачко, что солнце скрыть спешит,
Ресницы затенили взор лучистый.
Спокойная улыбка на ее
Губах, изогнуты спокойно брови.
Она как будто впала в забытье,
Беседу оборвав на полуслове.
Сто жизней молодая жизнь зажгла
И вдруг сама погасла в час кровавый.
Но сто сердец на славные дела
Ее посмертной вдохновятся славой.
Погасла, не успев расцвесть, весна.
Но, как заря рождает день, сгорая,
Врагу погибель принеся, она
Бессмертною осталась, умирая.
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Чулочки
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
-Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже..?»
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
«Глаза, как у моей Утины» —
В смятеньи смутном произнес,
Овеянный невольной дрожью.
Нет! Он убить ее не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не подымая глаз.
Впервые может эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
«ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?»
Сост. библиограф МЦБ: Вихрова, Е.
