Уважаемые читатели, дорогие друзья — любители поэзии!
В преддверии Дня поэзии хочется обратить ваше внимание на творчество поэтов — эмигрантов казачьего зарубежья.
103 года тому назад вышла секретная директива о «расказачивании» - это ли не повод обратиться к этой трагической странице отечественной истории.
Наша литературная гостиная посвящена трагическим событиям – «расказачиванию» на Дону и Русскому Исходу, который коснулся и донских казаков, посвящён поэтам казачьего зарубежья, тем людям, судьба которых забросила далеко от родимого донского края. Как бы их судьбы не сложились, но всей душой и сердцем они каждый миг помнили свою Родину, свою землю, свои корни. Их стихи проникнуты глубокой тоской по Родине, по оставшимся дома родным и близким и надеждой на грядущее возвращение.
Сегодня мы «поговорим» о Николае Николаевиче Туроверове.
Русский поэт, донской казак, белый офицер, участник Первой мировой, Гражданской, Второй мировой войн, великий казачий поэт «первой волны» эмиграции Н. Н. Туроверов родился 30 марта 1899 года в станице Старочеркасская Области войска Донского Российской империи.
В обращении к читателям в книге Николая Туроверова «Двадцатый год. Прощай, Россия!» выпущенной Российским фондом культуры, в конце ХХ века Никита Михалков написал: «Имя русского поэта XX века Николая Николаевича Туроверова долгие годы находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки, поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую так любил…Такие люди, как Туроверов, не давали забыть на чужой земле русским людям, их детям и внукам – кто они и откуда родом. Его творчество очень нужно нам и сейчас, сегодня, в непростые для России времена. Потому что Туроверов явил пример конкретных дел в самые трудные моменты истории. Воин, поэт, исследователь, собиратель исторических раритетов – всё слилось в нём, ставшем одной из самых ярких фигур в нашей культуре»…
Эти дни не могут повторяться,
- Юность не вернется никогда.
И туманнее и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года.
С каждым годом меньше очевидцев
Этих страшных, легендарных дней.
Наше сердце приучилось биться
И спокойнее и глуше и ровней.
Что теперь мы можем и что смеем?
Полюбив спокойную страну,
Незаметно медленно стареем
В европейском ласковом плену.
И растет и ждет ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу
Дети шли в сугробах по колена
Умирать на розовом снегу.
И над одинокими на свете,
С песнями идущими на смерть,
Веял тот же сумасшедший ветер
И темнела сумрачная твердь.
Это строки величайшего казачьего поэта Николая Туроверова, часто называемого «казачьим Есениным».
Отец Николая, судебный следователь Николай Николаевич Туроверов и мать Анна Николаевна Александрова происходили из старинных казачьих фамилий. С родителями он простился навсегда — впоследствии они были убиты или попали в лагеря, найти их следы не удалось, хотя Туроверов, уже из-за границы, пытался это сделать.
После ускоренного курса Новочеркасского казачьего училища Николай Туроверов был выпущен в Лейб-гвардии Атаманский полк, в составе которого успел принять участие в Первой мировой войне.
Мы отдали всё, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной — за Россию поход.
1918 год. Туроверову девятнадцать лет. Он ещё мальчишка. Но сколько боли уже прошло через его сердце! После развала фронта поэт вернулся на Дон, вступил в партизанский отряд есаула Чернецова и сражался с большевиками вплоть до эвакуации Русской армии Врангеля из Крыма. Участник «Степного похода», в Донской армии в составе возрождённого Атаманского полка, подъесаул Туроверов с ноября 1919 — начальник пулемётной команды, был четыре раза ранен.
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
Николай Туроверов покидал Крым на борту одного из последних пароходов, продолжая сражаться до последних дней. Именно его родной Атаманский полк прикрывал отход белых, занимая позиции у Сиваша, отступал в арьергарде и покинул родные берега буквально в последние мгновения перед тем, как Крым был занят красными. На чужбину поэт уезжал с красавицей-женой, казачкой Юлией Александровной Грековой.
Помню горечь солёного ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, —
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Чёрной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.
И, прощаясь с Россией навеки,
Я постиг, я запомнил навек
Неподвижность толпы на спардеке,
Эти слёзы у дрогнувших век.
Во время эвакуации казаки вынуждены были оставлять своих боевых товарищей – коней. Верные животные метались по берегу, бросались в воду и плыли за своими хозяевами. Многие из них были не в силах сдержать слёз.
«Крым»
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Туроверову довелось поработать в Сербии лесорубом и грузчиком, позже, в Париже, таксистом и банковским служащим. Крутя баранку такси, он параллельно с этим учился в Сорбонне. Некоторое время служил в Иностранном легионе, в составе которого после начала Второй мировой войны воевал с гитлеровцами, затем вернулся в Париж…
Грохотала уже Вторая мировая война. Никто из друзей Туроверова, ни он сам – не пошли воевать с Красной армией. Произошло переосмысление того, что было двадцать лет назад. И поэт приходит к пониманию того, что кровь всех братьев, белых и красных, пролитая на Гражданской – русская кровь, была пролита бессмысленно. Жертвы оказались напрасными. В стихотворении «Товарищ» это особенно остро чувствуется:
Перегорит костёр и перетлеет, —
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
Нет, – не мученьями, страданьями и кровью —
Утратою горчайшей из утрат:
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, мой незнакомый брат.
С тобой, мой враг, под кличкою – товарищ,
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за отчизну умереть?
В Париже в 1920-1960-е годы вышли пять книг его стихов. В эмиграции Туроверов создал «Кружок казаков-литераторов» и участвовал в его работе. В течение одиннадцати лет он возглавлял парижский «Казачий Союз». Печатался в журнале «Перезвоны», в «Новом журнале», в газете «Россия и славянство».
Туроверов был горячим патриотом Дона, ревнителем казачьей старины. Свои взгляды на историю казачества он сформулировал так: «Было три Дона: Вольница Дикого Поля, Имперское Войско Донское и третий, короткий и маленький, как зигзаг молнии, казачий сполох. Четвертого Дона нет... Без России и вне России у казачества не было, нет и не может быть дорог! России без казаков было бы труднее идти своим историческим путем, будет тяжелее возвращаться на свое историческое лоно».
23 сентября 1972 года в госпитале Лавуазьер под Парижем скончался подъесаул Атаманского полка, участник трех войн, выдающийся поэт казачьего зарубежья Николай Николаевич Туроверов. Вечная память! Похоронен он на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа рядом с могилами однополчан Атаманского полка.
О месте поэта в литературе Русского зарубежья проницательно заметил Н.Станюкович в статье «Боян казачества», назвав Туроверова «...может быть, последним выразителем духа мятежной и мужественной ветви русского народа — казачества».
Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далекий отеческий дом,-
Перед Господом не постесняюсь
Называться Донским казаком.
